Анастасия Светлова, актриса: Театр должен обжигать

Одним из ярких событий прошедшей саратовской театральной весны стали гастроли Ярославского драматического театра имени Федора Волкова на сцене Саратовской академдрамы. Главные роли в спектаклях «Тартюф», «Екатерина Ивановна», «Двое румын, говорящих по-польски» исполнила ведущая актриса театра, выпускница Саратовского театрального училища, ученица Валентины Ермаковой Анастасия Светлова. В 1994 году она покорила зрителей, тонко и смело сыграв Саломею в одноименном дипломном спектакле. Саратов помнит эту не по-студенчески зрелую работу курса Ермаковой до сих пор. Ярославские гастроли тоже запомнятся надолго. Южный темперамент Светловой (кстати, ростовчанка — актриса в пятом поколении), ее самоотверженность и в то же время покорность режиссерской воле покорили саратовских зрителей. В спектакле-скандале «Екатерина Ивановна» (режиссер Евгений Марчелли) ее героиня — та же Саломея, кровожадно испепеляющая своей страстью и сама сгорающая на этом костре. История ослепительной красоты, втоптанной в грязь мужского эгоизма, стала предметом беседы актрисы с корреспондентом газеты «Известия» в Приволжье Еленой Маркеловой.

Спектакль-скандал. Вызывающий, провокационный. Взрыв атомной бомбы. Новый язык. Резкий, возбуждающий.

— Анастасия, Оскар Уайльд ведет вас по жизни. Ваше, как и его, творчество — это исследование красоты в разных ее ипостасях. Скажите, а ваша женская роковая красота для вас божий дар или тяжелая ноша?

— С одной стороны, это божий дар, потому что это подарено мне родителями. И это надо подпитывать. Считаю, что красота — одномоментна, если она не имеет содержания. Ведь бывает, остановишь взгляд на красивом человеке, а когда начинаешь узнавать его больше, он становится тебе неинтересен. И его красота теряет всякий смысл. Красота внешняя должна подпитываться внутренними качествами, постоянной работой над собой.

— А были такие случаи, когда в вас видели только красотку?

— Да. К сожалению, в театральном мире красота трактуется несколько фривольно: мол, если красивая, значит, сверхсвободна в отношениях. В моем случае, думаю, это не совсем так. Я не хочу, чтобы меня выбирали. Я выбираю сама. Наша профессия и так отличается несамостоятельностью. Не мы, актеры, выбираем роли, режиссеров — выбирают нас. В моей жизни были не очень приятные обстоятельства, когда меня достаточно агрессивно пытались «взять в оборот». В глазах читалось: если женщина эффектная, значит, с ней можно известным образом «потусить». Такие повороты жизни не для меня. Поэтому стараюсь отказывать деликатно, но если ситуация требует, очень резко.

— Работа в Омском, Самарском, Челябинском, Санкт-Петербургском, Ярославском театрах... Ваша карьера двигалась по разным маршрутам. Как вы расцениваете этот опыт?

— Это абсолютно счастливый багаж. С одной стороны, может быть, большое счастье для артиста — служить и умереть в одном театре. Я же отношусь к своему творческому пути как к большому приключению. Пытаюсь ответить на вопросы: что такое театр именно этого города, чего хочет режиссер, чем отличается коллектив. Я много ездила. Мне кажется, что не у многих моих коллег было такое количество партнеров, интересных людей, с которыми посчастливилось встретиться в творческой жизни мне. И я этим счастлива.

— Зритель какого города вам особенно по душе?

— В каждом городе находились люди, с которыми было тяжело расставаться. На сегодняшний день, конечно, мне особенно дорог ярославский зритель. Уже обрела здесь массу друзей, дорогих мне поклонников. Публика везде разная. Но есть фанаты одного спектакля, а кто-то приходит случайно, и театр забирает его навсегда. Я приемлю любого зрителя, главное, чтобы он был неравнодушным. Это непременное условие, которое означает, что после спектакля он уйдет зараженным увиденным на сцене. Может быть, восхищенным или, наоборот, сильно разочарованным, но с сильной эмоцией.

— Вы за пробуждение этих эмоций через традиционное прочтение пьесы или экстравагантное?

— Я за жаркий театр, поражающий. Если театр живой и в нем есть контакт режиссера, труппы и зрителя, неважно, каким почерком он достигается.

— На ваш взгляд, эта позиция продиктована вашим темпераментом или рукой Мастера?

— Думаю, здесь все совпало. Но основную роль в моем воспитании сыграла, конечно, Валентина Александровна Ермакова. Она была у-ди-ви-тель-на. Потрясающа! Она была таким горячим человеком! И мне посчастливилось быть не только ее ученицей, но, как мне кажется, и в какой-то степени другом. Было много зон общения вне факультета, и я эти встречи вспоминаю с такой благодарностью и радостью! Она в своем солидном возрасте была живее всех живых. Знала, что такое страсть. Мы в Саратове во время гастролей встретились с сокурсниками и стали вспоминать наш дипломный спектакль «Саломея». Для 1994 года это была такая эротика! Да еще играли практически дети! Да так смело и остро! Отчаянно! Могу сказать, счастлива тем, что училась у нее. Она заражала профессией, по-хорошему отравляла ей. Мы, ее ученики, не можем без актерства. Я не знаю, чем бы еще могла заниматься. Наверное, какое-то применение себе нашла бы. Но так ярко и самозабвенно нигде бы не проявилась, кроме как на сцене.

— А как началась ваша саратовская история? Вы же ростовчанка.

— Многие дети актеров путешествуют вместе с родителями. В 9-м классе поехала с родителями на гастроли в Киев. В тот момент вместе с Краснодарским театром в городе гастролировали саратовцы. Познакомились. Я, конечно, накинула себе год и назвалась выпускницей, и саратовские актеры мне сказали: «Да ты приезжай. Александр Григорьевич Галко набирает». Но надо было доучиться. И на следующий год я поступила на курс Валентины Ермаковой.

— Как актриса, вы о чем-нибудь сожалеете?

— Да. О том, что не попытала своих сил в Москве. Для актрисы я не храбра. Очень стеснительный и закомплексованный человек. Только на сцене ничего не боюсь. Нет таких факторов, которые могли бы мне запретить на ней что-то сделать, если это эстетически обоснованно. Получаю удовольствие от театра. И понимаю: ты можешь воздействовать на людей, только когда твоя профессия приносит тебе радость. Тогда медик вылечит человека, пекарь накормит вкусным хлебом, актер достучится до сердца.

— Как вы относитесь к тому, что сегодня актриса играет, скажем, Вассу Железнову, а завтра предстает на экране лицом унитазного «утенка»?

— Если она получает от этого кайф, почему нет? В спектакле «Двое румын, говорящих по-польски» я играю полное ничтожество в женском обличье. Это опустившаяся женщина, бомж. И такое удовольствие было ее понять! Мне даже жалко, что я мало играла таких персонажей. В основном мне доставались страстные, очень сильные героини, борцы за жизнь, любовь. А эта женщина — несчастная, одинокая, у нее жизнь идет под откос. Но для нее и это счастье. Она свободна.

— Как вы считаете, саратовская публика приняла эту непростую работу?

— Вы знаете, было ощущение, что нет. Спектакль поставлен на малую сцену. Это современная пьеса, ее герои — маргиналы, и она предполагает наличие ненормативной лексики. Наш худрук Евгений Марчелли, кстати, предупредил зрителей: «Если что-то не нравится, то во время спектакля можно встать и уйти». Никто не ушел, но громкие вздохи неодобрения звучали часто.

— Была ли роль, которая настолько вторглась в вашу жизнь, что заставляла вести себя не как свойственно Анастасии Светловой, а как, допустим, Кармен.

— Нет. Я абсолютно адекватный человек. Не «захожусь» от образа. Да, мои героини — повышенного эмоционального выражения. Но, клянусь, меня можно остановить в любую минуту во время спектакля, в самый его пик — я всегда я. Не заигрываюсь. Мне не свойственно после спектакля по инерции плакать еще минут сорок. Более того, я смеюсь над этим. Я вообще очень смешлива.

— А какая сплетня о вас вас же и рассмешила?

— О том, что я иду по трупам и могу уничтожить любого, кто стоит на моем пути. Она преследует меня на протяжении двадцати лет. Отвечу так: если бы я обладала силой характера и приписанными мне качествами, я бы уже была в Голливуде. Наверное, обо мне говорят так потому, что я работаю отчаянно. Во время репетиций я не устаю. Когда отдыхаю, чаще болею. Во время работы над ролью не чувствую боли. Во время «Саломеи» упала со стены высотой три метра двадцать сантиметров. У меня было тяжелейшее сотрясение мозга, сломаны два ребра. И через две недели я уже играла ту же «Саломею». Состояние актера на сцене — это какая-то наркотическая одержимость.

— Вам досадно, что профессия театральной актрисы в финансовом плане менее привлекательна, чем сериальной?

— Нет. Я всем довольна. Конечно, как эксперимент, мне был бы интересен этот опыт. Но в этом плане как-то не расту. Единственная моя кинороль, которой я довольна, была в фильме «История зэчки». Ну, значит, это не мой путь. И к лучшему. Потому что в театре есть процесс, а кино — это фрагменты. Актеру это не «в плюс». Если кино ко мне не идет, это не моя планида.

— Ваши дети унаследовали актерский генетический код?

— Дочери Глафире 12 лет. Она поговаривает, что хочет стать актрисой. Посмотрим. Она очень обидчива, а актер не может себе этого позволить, потому что он принадлежит к очень жесткой, требовательной профессии. Если суждено случиться, случится. Намеренно толкать ее в профессию не буду. Это сложный труд. Ведь может случиться так, что студент отпашет четыре года в вузе, а потом сидит в театре и годами ждет ролей.

— Как вы оцениваете новое поколение юных актеров?

— В Ярославле прошел фестиваль «БТР» — «Будущее театральной России». На нем показывались выпускники всевозможных театральных вузов. Боже мой, как грустно. Актеры очень слабы.

— Мельчает профессия?

— Сегодняшняя система образования просто уродует детей! И это загадка для меня. Я не знаю, что происходит. То ли молодежь такая свободная пошла, что ее сложно научить. Но мне кажется, дело не в этом. Я увидела каких-то сплошных марионеток. Зачем замазывать лицо, надевать жуткие парики, чтобы «закрыть» молодого актера? Сотни выпускников! И мимо, мимо! Ну, если из этой массы можно набрать человек десять, это счастье. И то надо переучивать. А остальная АРМИЯ — куда? Сломанные судьбы. Несчастные люди.

— Анастасия, какое из событий последнего времени вас более всего порадовало?

— Приезд в Саратов. Он подарил встречу с однокурсниками — людьми, которые занимают в моей жизни очень серьезное место.